Мир Гаора. Коррант. 3 книга - Татьяна Николаевна Зубачева

усвоенному с раннего детства, вроде это он ещё до Сержанта знал. Что род ведут законные дети, а бастарды так… сбоку, поддержка, но не основа.

— Ну, чо смотришь? — с ласковой насмешкой улыбнулась ему Нянька.

— У них же имени родового нет, — попытался он объяснить.

— Вона ты о чём? Так это ж глупости людские. Сами придумали, сами и верите. А коли дети есть, да дочка ещё, гришь, уцелела, то и по крови, и по утробе род продолжится. Да и ты остался, пока ты помнишь о нём, и ему в Ирий-саду тепло да светло будет.

— Он ургор, Старшая Мать. Он к Огню уйдёт.

— Ну так чо? Хороший человек был?

— Да, — убеждённо ответил Гаор.

— Ну, так поклонится Огню, а там его Сирин с Алконостом до Ирий-сада и доведут. Когда убили-то его?

— Треть сезона прошло.

Гаор уже не плакал и отвечал на её вопросы с детской старательностью.

— Ну… — Нянька пошевелила губами, что-то подсчитывая, — ну так. Три дня ты здесь, потом в рейс съездишь, а как вернешься, я тебе помогу тризну по нему справить. Как раз на сороковой день Ирий-сад для души ворота открывает. И он у Огня побывать успеет. А ты теперь спать иди. Иди-иди. Сам-то дойдёшь, или покликать кого, чтоб довели? А то свалишься, по-пустому шум подымешь.

— Дойду, — Гаор тяжело встал, уронив на пол бумажный комок из разжавшегося кулака, поклонился Няньке и пошёл к двери.

Дверь его повалуши оставалась открытой, свет, уходя, он не выключил, и потому заблудиться было невозможно. Он закрыл за собой дверь, посмотрел на разбросанные по полу газетные листы, прямо по ним прошёл к нарам и рухнул ничком.

Кто и когда зашёл к нему, собрал с пола на тумбочку газеты, укрыл его одеялом и выключил свет, он не узнал. Да и не спрашивал. Утром его разбудила Большуха и заставила выпить большую кружку пахучего огуречного рассола, от которого и в самом деле прояснело в гудевшей голове.

Через три дня он выехал в очередной рейс. Боль, конечно, не прошла, но была теперь в глубине и не мешала ему жить, видеть, слышать, разговаривать, даже смеяться над чужими шутками и шутить самому. О ночном его походе к Старшей Матери никто его не спрашивал, а сам он, разумеется, молчал. Так что не забылось, а… а помнить нечего. А на фронте как бывало? Сколько он там друзей потерял? Фронтовая дружба короткая: до атаки или бомбёжки-обстрела, а там… либо ты друга похоронной команде для погребального костра сдаёшь, либо он тебя, либо оба на один костер ложитесь, а то бывает, что и сжигать нечего, сгорело уже всё. Как их тогда айгрины фосфорными бомбами закидали. Там всё выгорело, подчистую, даже опознавательные медальоны расплавились в бесформенные комочки, и списки погибших составляли, взяв списки состава и вычеркнув уцелевших. Ему тогда обожгло спину, но он оказался на самом краю и успел скатиться в болото. Опять его Мать-Вода спасла. Помнить — помни, а живи.

Как всегда, через блокпосты, сбрасывая им пиво, консервы и прочую закусь — это, пока он в рейсе, хозяин сам в усадьбу завозит и выдаёт перед рейсом вместе с накладными — на Центральные склады, где получить основной заказ, и уже оттуда по посёлкам. В заведение заправить фургон, пожрать самому и запастись в дорогу он завернёт, конечно, но второго заезда можно не планировать. Кервина нет, значит, и конверта ждать теперь незачем. Да… чтоб кого-то другого своей писаниной под пулю подвести? Нет, кончились игры. Лишь бы Стиг не вздумал опять к нему ехать, а то ведь залетит и спечётся сразу, как… Лутошка с порнушником.

Получив заказ, Гаор, как и планировал, заехал в заведение, заправил фургон, оставил его на мойке — а то снег с дождём сверху, земля с водой понизу, пока доехал, задрызгался по крышу — и пошёл обедать.

Поел, побалагурил с девками — Лиска упорно не тяжелела, как, скажи, тоже где-то таблетки раздобыла — и мужиками, набрал себе сигарет в ларьке, отметил у Матери карточку и уехал.

И уже на полпути к первому по маршруту посёлку полез в бардачок за зажигалкой, а там… белый конверт! Как и тогда! Внутри чистый большой лист и крохотный клочок бумаги, на котором только: «№ 2 получен». Чей почерк — он не понял, но не Кервина. Ну да, Кервина уже треть сезона как нет, а это значит… кто бы ни был…

Гаор сунул конверт обратно в бардачок, сжёг на зажигалке записку, разложил карту и накладные и стал пересматривать маршрут.

Спасибо, Кервин, помню тебя, в память о тебе не отступлю. Чтоб смерть твоя напрасной не стала. А третий номер «Голодающие кормильцы» готов, тоже удачно. Надо бы, конечно, некролог написать, но конверт не для этого посылали через всю Равнину, посты и патрули, так что… делай свое дело, журналюга, у тебя есть задание, и выполняй его. А остальное… Тризну — надо понимать, обряд специальный, чтобы Кервину в Ирий-сад помочь войти — тебе совершить помогут, а главное твоё дело — вот оно. Об этом помни. Как это на истории говорили, мыслитель какой-то, нет, полководец древний высказался? А, есть. «Я сделал всё, что мог, и пусть другой на моём месте попробует сделать больше». Хорошо говорили древние! Вот и будем следовать их заветам.

Гаор убрал карту, закурил и стронул фургон. Всё, работать пора! А то в график не впишешься.

Аргат

Осень, 7 декада

Самое важное в любой операции — это её последствия. Каждое из которых может стать началом новой операции. Смерть Кервинайка Армонтина дала весьма перспективные результаты. Помимо тех, что планировались. Говоря с Кервином, он ни словом ему не солгал, просто кое о чём умолчал. И в целом всё получилось, как и планировал. И даже накладка с женщиной Кервина не помешала. И о его семье можно не думать. Пока. Вся операция с прессой сорвана и так основательно, что восстановить её не удастся. «Эхо» выходит, а самое интересное, что смерть Кервина подняла волну сразу по двум направлениям. Одно он предполагал, когда обдумывал прикрытие. Разгул преступности, бессилие полиции и так далее. И этот болван, тупой постовой с генеральскими погонами, оправдываясь, ляпает, что раскрытие безмотивных преступлений полиции не по силам. А кто у нас главный источник безмотивных преступлений? Правильно, демобилизованные спецовики. Что весьма неплохо, но в русле прежней перспективы. Усилить контроль над спецвойсками и так далее, и так далее… ладно, он это ждал и